В Петербурге будут штрафовать геев.

Что-то с самого начала подсказывало мне, что сей наглый плевок в лицо задыхающейся демократии не удастся предотвратить, однако наивная надежда на торжество здравого смысла над очевидным маразмом не покидала меня до самого последнего момента. Напрасно. Пора бы уже зарубить себе на носу, что на территории того государства, где меня угораздило появиться на свет, не принято считаться ни с научными фактами, ни с прогрессом, ни с элементарной логикой, ни, конечно же, с правами и интересами отдельных людей.
Первая полубессознательная реакция - развидеть и расслышать. Взять пинцет, вытащить это ядовитое дерьмо из своего мозга и спустить в унитаз. Не размышлять, не выходить из себя, не погружаться в состояние парализующего отчаяния. Ведь всё, что можно было сказать, уже сказано, а всё, что можно было сделать, уже сделано, и теперь эта вопиющая несправедливость будет существовать независимо от того, смогу ли я закрыть на неё глаза и буду ли принимать близко к сердцу. Возможно, сейчас самое время включить защитные механизмы и отрешиться от этой проблемы. Но, с другой стороны, что же получится, если так станет рассуждать каждый, кого она затрагивает? Кучка задёрганных пораженцев, отгороженных от суровой действительности?
Нет, я не собираюсь сдаваться и буду продолжать делать то, что в моих силах. Наклейки там, надписи на заборах - может, пользы от этого и немного, однако это лучше, чем сидеть сложа руки. Но прямо сейчас я не могу найти подходящих проклятий ни на эльфийском, ни на энтском, ни на людском языке.

Когда в обществе процветает гомофобия, принадлежность к нетрадиционной ориентации способна стать источником многочисленных бедствий, неприятностей и унижений и без дополнительных козней со стороны законодательства. Запрет на распространение объективной информации по этой теме (я уж не говорю о приравнивании геев к педофилам) означает закрепление и поощрение необоснованной ненависти, осуждения и агрессии в адрес тысяч ни в чём не повинных людей.
Это дико, жестоко, бесчеловечно. Советую тем, кто поддерживает и одобряет этот абсурд, представить себя хотя бы на минуту в чужой шкуре.
Нет, я-то не жалуюсь; мне повезло. Во-первых, в патриархальном обществе отношение к женской гомосексуальности, как правило, отличается большей терпимостью, чем к мужской (потому, вероятно, что средний, не обременённый интеллектом представитель мужского населения черпает представления о лесбиянках по большей части из порно соответствующей направленности). Во-вторых, я всё-таки би: на данный момент интересуюсь противоположным полом не меньше, чем своим, а лет до пятнадцати вообще не подвергала сомнению традиционность собственной ориентации (хотя, теперь-то понимаю, что поводов задуматься было достаточно и раньше). В-третьих, родители в своё время наотрез отказались объяснить мне, кто такие геи, ограничившись лишь туманным "это очень-очень плохо"; в результате я разобралась в вопросе без их помощи, а потому момент истины, наступивший гораздо позже, не стал для меня болезненным или шокирующим. Всё могло бы сложиться более трагично, если бы у меня не нашлось доступа к адекватно и непредвзято изложенным сведениям (которые тогда ещё, по счастью, не назывались пропагандой). Но вот - смотрите: я живу, встречаюсь с офигенной девушкой и вовсе не ощущаю себя в связи с этим какой-то неполноценной, неправильной или порочной.
Правда, всякий раз, когда я целуюсь с Дахером, встретившись с ней в метро или на улице, я ловлю на себе косые, враждебные, осуждающие взгляды; помню даже случай, когда какой-то осатаневший гомофоб грозился избить нас. Когда я сообщаю о своём семейном положении какому-нибудь случайному субъекту, желающему подкатить ко мне свои пышущие самоуверенностью яйца, в ответ почему-то чаще всего раздаётся недоверчивое "да ты несерьёзно/да это у тебя такая фишка/да это временное". У меня нет секретов от друзей, однако, когда приятные, но малознакомые люди задают мне какой-нибудь невинный вопрос вроде "кто красит тебе волосы?", я зависаю и заставляю себя произнести "подруга", потому что не хочу, чтобы доброжелательное выражение на лице собеседника внезапно сменилось жуткой гримасой злобы и отвращения. Из всей семьи подробности моей личной жизни известны лишь сестре, которая тоже би, и маме, которая, мягко говоря, не в восторге, хотя от комментариев с некоторых пор воздерживается. Мне больно думать, что папа, с которым я и так редко вижусь, ещё больше отдалится от меня, если узнает правду. Мне противно от мысли, что бабушки будут тыкать меня носом в свою библию и призывать к покаянию, если я вздумаю объяснить им, почему предпочитаю ночевать у своей "подруги" вместо того, чтобы общаться с ней днём, как с прочими людьми. О реакции остальных родственников, честно говоря, даже фантазировать неохота.
Всё это, конечно, мелочи по сравнению с тем, что бывает и что теоретически возможно. Меня не травят, не унижают, не сажают - во всяком случае, пока; неизвестно ведь, что ещё придумает правительство в ближайшие годы. Тем не менее, перечисленные проблемы являются вполне типичными для гомосексуальных пар, в то время как гетеросексуалы от затруднений подобного рода избавлены. Кто-то, конечно же, скажет, что такое положение дел является нормой, но я считаю, что этот разрыв необходимо по мере возможностей сглаживать и сводить на нет. Надо ли говорить, что данная миссия невыполнима, пока кто-то разделяет и властвует, поливая маслом и без того слишком буйный костёр?

Хочу спросить у гомофобов, если таковые здесь присутствуют. Вы действительно думаете, что я не лучше какого-нибудь педофила? Вы действительно верите, что ваши дети, случайно увидев меня, решат пуститься во все тяжкие? Вы действительно считаете, что вам можно проявлять свои чувства к любимым людям где и когда угодно, а мне для этого следует удалиться в изолятор?
Погодите-ка, я, пожалуй, приоткрою окно. А то здесь так воняет абсурдом, мракобесием, паранойей и странами третьего мира, что я рискую заработать мигрень.