Отходя ко сну и отдаваясь на милость своего подсознания, я обычно ощущаю себя морально подготовленной к любым сюрпризам. Кошмары? Я почти наслаждаюсь ими. Гадости? Они помогают мне глубже проникнуть в себя. Тени прошлого? Я жду их с распростёртыми объятиями. Абсурд? Это мой наркотик.
И всё же, сегодняшнее моё пробуждение сопровождалось чувством бесконечного потрясения; конечно, уже через пару минут я полностью успокоилась и от души посмеялась, но, честно говоря, до сих пор не могу понять, что это была за чертовщина.

***
Меня должны были распять на кресте.
Трое щуплых парнишек, наряженных в нелепые, чересчур обтягивающие белые костюмы, разложили моё обнажённое тело на каких-то козлах (вроде тех, на которых пилят дрова) и тщательно готовили его к неумолимо приближающейся казни. Судя по всему, я была без сознания, а потому имела возможность наблюдать за процессом будто бы со стороны. Один из юношей обваливал меня в жирных бледно-жёлтых личинках, которые омерзительно поблёскивали, но, по счастью, не шевелились - насколько я поняла, гадких тварей перед этим обжарили в муке. Второй участник экзекуции, медленно двигаясь от ног к голове, катил по мне слегка выцветший мячик, который, по-видимому, был когда-то ярко-красным. "Ай, да он же мне член сейчас отдавит!" - испуганно скривилась я. Страхи оказались напрасными: мячик прокатился по невесть откуда появившемуся мужскому достоинству (которого там только что не было) безо всякого нажима, даже на удивление нежно и деликатно, так что я немного расслабилась.
Похоже было, что мои мучители получали от своей работы неподдельное удовольствие. Все трое не могли заниматься мной одновременно, так что им приходилось меняться. Я заметила, как один из них - встрёпанный блондинчик со стрижкой несуразной длины - злорадно показал язык приятелю, который в этот момент неловко топтался поодаль, дожидаясь своей очереди.
"Это очень красивый и очень жестокий еврейский ритуал!" - изрёк неожиданно донёсшийся до меня голос бабушки Нины. "Сплав цепей и огня", - благоговейно добавила я, а затем принялась напряжённо соображать, в чём конкретно состоит исключительная жестокость той процедуры, которой меня собирались подвергнуть. В конце концов, я пришла к выводу, что всё дело в её продолжительности. "Смерть наступит только через девять часов", - с ужасом думала я. - "И всё это время я проведу с гвоздями в теле! Хотя, раненым иногда приходится мучиться и дольше, только их обычно кладут, а не заставляют висеть!" В сложившихся обстоятельствах меня радовало только одно: пока что мне не нанесли непоправимого ущерба и даже не причинили никакой боли. Это означало, что у кого-то ещё есть шансы спасти меня.
Тут меня подняли на ноги. Кто-то поддерживал меня сзади, не давая упасть, а спереди ко мне приблизились незнакомые женщины, облачённые в длинные одеяния с капюшонами. С собой они принесли молотки и гвозди. "Нет, не надо, не надо!" - жалобно заскулила я, заранее понимая, что никакие мольбы не помогут. "Шшш, не беспокойся!" - горячо зашептал кто-то прямо мне в ухо. - "Мы перебьём тебе пятью пальцами!" Как ни странно, это меня обнадёжило, и я позволила палачам перебить мне молотком обе руки, а затем обе ноги. Больно почему-то не было. Я знала, что такая мера требовалась то ли для того, чтобы снизить мою чувствительность, то ли для того, чтобы усилить кровообращение. Первое должно было значительно облегчить предстоящие страдания; второе гарантировало мне быструю смерть от потери крови. "Да, всё правильно", - лихорадочно бормотала я.
Но потом палачи снова взялись за гвозди, и на меня нахлынула новая волна паники. По счастью, тут-то я и проснулась.

***
Позже Дахер сообщила мне, что я пищала во сне. Я поинтересовалась, часто ли со мной такое бывает; оказалось, что да. Вот ведь, как неловко-то. Позор на мою синюю голову!
Хотя, думаю, вы согласитесь, что довольно трудно сохранять гордое молчание, когда твоё тело обваливают в личинках перед тем, как распять на кресте.
Что ж, раз пошла такая пьянка, я, пожалуй, присовокуплю сюда ещё парочку свежих сновидений. Полагаю, это всех уже достало, но что поделаешь, если оно из меня так и сыплется.

***
Я набрала в яндексе слово "nientary" (именно в таком написании, с маленькой буквы). Это привело меня на какой-то подозрительный сайт, который занимался "автоматическим анализом различных дневников" и уже успел обработать мой.
Для начала я ознакомилась со своим психологическим портретом. В качестве оного выступал рисунок, выполненный жёлтым восковым мелком на белой бумаге. На картинке были изображены неряшливые контуры воющего волка, плавно перетекающего в какую-то непонятную, изломанную фигуру.
Далее был приведён список из пяти слов, наиболее часто встречающихся в моём дневнике. Я запомнила только два последних: "классика" и "гомогуев". "Я написала правильно: "гомогеев", а не "гомогуев"!" - мысленно негодовала я. - "Вот теперь все решат, что я безграмотное чмо! Неужели сложно было связаться со мной перед тем, как творить что-то с моим дневником?!" И долго-долго ещё я не могла придти в себя от обиды и досады.

***
Я расследовала самоубийство какой-то девочки лет тринадцати или четырнадцати. Заниматься этим делом приходилось втайне от её разъярённого папаши, что было проблематично, поскольку я находилась в его квартире.
Я лихорадочно рылась в полиэтиленовом пакетике с конфетами, беспрестанно вздрагивая и оглядываясь на дверь. Покойница сидела рядом со мной, беспечно болтая ногами и улыбаясь. На фантиках некоторых конфет имелись надписи, сделанные синей ручкой; почти все они содержали отдельные слова - например, "вижу" и "сильно". Я стала откладывать такие конфеты в сторону, понадеявшись, что, расположив их в нужном порядке, я смогу прочитать предсмертную записку погибшей. Вскоре я убедилась в правильности своего предположения, обнаружив в пакетике пустой надписанный фантик. "Если бы он не был важен, она бы не стала его хранить!" - с уверенностью подумала я. "Только не выбрасывай, пожалуйста, ничего!" - попросила девочка. - "Эти конфеты для меня очень памятны". "Конечно, не буду!" - горячо пообещала я.
Собственная проницательность наполняла меня безмерной гордостью. "Меня наверняка повысят!" - мысленно торжествовала я. "Что?! Ты думаешь, я оставила послание на конфетах?!" - искренне поразилась девочка. "Эээ... нет!" - тут же смутилась я. "Лучше ищи кровавую записку внутри одного из фантиков!" - подсказала она, сжалившись. У меня почему-то сразу появилось предчувствие, что в записке, которую я найду, обнаружатся какие-то улики против одного араба, которого уже вызывали на допрос по данному делу, но отпустили за неимением доказательств. Заметив, что сквозь некоторые фантики просвечивают листки клетчатой бумаги, я стала поочерёдно разворачивать все подозрительные конфеты и, не удержавшись, съела одну "коровку". Поначалу все бумажки при ближайшем рассмотрении оказывались пустыми, но, в конце концов, удача улыбнулась мне, и в мои руки попала густо исписанная тетрадная страница. На всякий случай я заперлась с ней в ванной, и отец девочки бешено ломился в дверь, выкрикивая угрозы в мой адрес. Я не обращала на него внимания, сосредоточив все усилия на том, чтобы успеть дочитать записку до того, как он ворвётся внутрь.
Я совершенно не помню, что мне посчастливилось выяснить, однако в следующей сцене я ехала по эскалатору в компании двух суровых мужиков, которые, одновременно выстрелив в потолок, убили двух арабов, притаившихся с обратной стороны. Кажется, вычислить врагов моим спутникам удалось по зловещим красным аурам, просочившимся через стену. Я тоже не растерялась и кинула в образовавшееся пулевое отверстие нож, припасённый для третьего араба. Капля его крови звонко шлёпнулась мне на лоб.
Потом мне необходимо было пройти через загадочный обряд, носивший красноречивое название "венозное кровотечение". Лёжа на спине, я аккуратно надрезала локтевой сгиб своей правой руки серебряным ножиком. Царапина получилась неглубокой; тем не менее, через некоторое время я почувствовала, как кровь выходит из меня мощными толчками, и начала кричать, громко, хрипло и отчаянно. Кто-то успокаивал меня, повторяя, что всё идёт так, как должно. Я отстранённо отметила странный лиловатый оттенок своей крови и то, как медленно она впитывается в лохматую серую шубу, расстеленную по полу.
Затем у меня произошла стычка с одним дальним родственником. Он засел в Алининой комнате, а я взяла на кухне серебряный ножик и притаилась за тумбочкой, на которой стоит телефон. Я ожидала, что в меня будут стрелять, и приготовилась сбивать пули ножом. При этом я понимала, что не умею так делать, но собиралась попробовать, считая, что без этого мне не выжить. Вскоре до меня донеслись звуки возни, и в дверном проёме Алининой комнаты мелькнула расплывчатая тень, а потом в меня полетел нож - точно такой же, как мой. Мне удалось поймать его и швырнуть обратно - впрочем, мимо. Тут у меня созрел хитрый план: после следующего вражеского броска издать такой вопль, как будто удар достиг цели, чтобы расслабившийся противник вышел в коридор и оказался в пределах моей досягаемости. К сожалению, у меня сдали нервы, и, будучи уверенной, что в этот раз он не промахнётся, я принялась голосить раньше времени. Нож со звоном опустился на пол в метре от меня, а враг с улыбкой приблизился ко мне и, неторопливо наклонившись, приставил к моему горлу ещё одно острое лезвие. "Подожди! Мы же родственники! Если ты убьёшь меня, это будет для тебя ничуть не лучше, чем если я убью тебя!" - затараторила я в панике. Как ни странно, похоже было, что мой аргумент подействовал. Окончательно решило исход ситуации появление бабушки Нины. "Конечно, вы же родственники! Не убивайте друг друга, давайте лучше выпьем чаю!" - сказала она. И мы втроём отправились на кухню, едва не прослезившись от умиления.
После этого я общалась с Дахером, и она объясняла мне, что не любит такие игры, в которых "твой ход заранее запрограммирован как конечный". На этом основании она резко критиковала игру "Море волнуется раз" и расхваливала "Героев", красочно расписывая неограниченные возможности, предоставляемые счастливому задроту этой замечательной игрой. В общем, это была какая-то несусветная ересь, однако в тот момент мне казалось, что Дахер изрекает нечто в высшей степени разумное и справедливое.

Нет, это не все мои сны за последнюю неделю, но мне сейчас лень записывать остальное.