"А. Камю. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде" (мой реферат по эстетике).

[Nientary]

Не далее как в среду я получила зачёт по эстетике, и мою работу назвали очень хорошей. Вряд ли кому-то будет интересно, но я очень прониклась темой, так что, пожалуй, оставлю это здесь.

Вступление. Об авторе.
Альбер Камю (1913-1960) – известный французский писатель, драматург и философ, лауреат Нобелевской премии по литературе и основатель философской концепции абсурдизма. Его взгляды принято определять как атеистический экзистенциализм, однако следует оговориться, что сам Камю не считал себя экзистенциалистом и даже противопоставлял себя представителям этого направления. Тем не менее, ему была близка экзистенциальная проблематика, хотя подходил он к ней по-своему, иначе, чем Хайдеггер, Ясперс и другие философы, которых он критикует в своих работах.
Известно, что на развитие философских воззрений Камю существенно повлияло то обстоятельство, что он с молодых лет был болен туберкулёзом, а значит, жил с постоянным ощущением близости смерти. Но ещё важнее то, что философия Камю отражает духовные искания его современников в мире, в котором, как констатировал Ницше, умер Бог, – в мире хаоса, тревоги и «тошноты».

Абсурд и два вида заблуждений.
Своё эссе «Миф о Сизифе» А. Камю посвятил проблеме абсурда в познании, в искусстве жизни и просто в искусстве. Размышляя на эту тему, он в значительной степени опирается на идеи Кьеркегора, Шестова, Гуссерля, Ницше и попутно затрагивает множество общефилософских вопросов. Где границы человеческого познания? Каковы отношения между человеком и миром, который его окружает? Может ли человек быть свободным, если он обречён на смерть? Есть ли смысл в человеческом существовании?
Человек способен постичь законы движения планет или строение атомов, ни на шаг не приблизившись при этом к пониманию мира. Он отчуждён от вселенной и даже от самого себя. Любой путь неизбежно заканчивается смертью, а любые усилия бесполезны перед «математикой времени». А. Камю подчёркивает болезненное противоречие между человеческим разумом с его страстным стремлением к ясности и «неразумным», внечеловеческим миром, между целенаправленностью человеческой активности и нулевым значением её конечного результата. Именно из этого столкновения и рождается чувство абсурдности, не присущее в отдельности ни миру, ни человеку. «Иррациональность, человеческая ностальгия и порожденный их встречей абсурд – вот три персонажа драмы, которую необходимо проследить от начала до конца со всей логикой, на какую способна экзистенция», – пишет Камю.
Для Камю абсурд является очевидностью, которая не вызывает сомнений, однако жизнь большинства людей течёт так, как будто этого абсурда не существует. Они живут завтрашним днём, строят планы и редко поднимаются над своей повседневной рутиной. Но однажды наступает момент, когда человек спрашивает себя: «Зачем?» Это и есть первый шаг к осознанию абсурда, к тому, чтобы взвалить «груз собственной жизни» на свои плечи или избавиться от него тем или иным образом. Стремление найти выход из абсурда влечёт за собой два вида заблуждений: самоубийство или «философское самоубийство».
Оба способа позволяют человеку вырваться из мучительного чувства абсурдности, поскольку упраздняют абсурд путём устранения одной из его составляющих. В первом случае человек умирает, и абсурд, который не может существовать вне человеческого разума, исчезает вместе с ним. Во втором случае миру приписывается высший смысл и разумные основания, которые на самом деле в нём отсутствуют, что позволяет человеку обрести надежду. С точки зрения Камю это не более чем иллюзия, неприемлемая для ясного ума, который требует сохранять верность логике абсурда.
На этом основании Камю подвергает критике экзистенциалистов, которые уклоняются от абсурда, делая его «трамплином в вечность» и обожествляя то, что их сокрушает.
Подход феноменологов, на первый взгляд более близкий к абсурдизму, вызывает у Камю не меньше возражений. Феноменологи идут по пути предельной рационализации реальности, разбивая её на фрагменты, экзистенциалисты – наоборот, следуют по пути предельной иррационализации, однако «философское самоубийство» имеет место в обоих случаях.
В отличие от этих философов, Камю принимает абсурд за исходную точку своих рассуждений и рассматривает логические следствия, которые из него вытекают. Главный вопрос, который его интересует, звучит так: стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой? «Умереть ли, ускользнуть ли от конфликта с помощью скачка, либо перестроить на свой лад здание идей и форм? Или же, напротив, держать мучительное и чудесное пари абсурда?» – вот какие альтернативы оказываются в распоряжении человека.

Логический бунт.
Человек с ясным умом не бежит от абсурда, а потому у него не остаётся никакой надежды на вечность, спасение или обретение смысла. Тем не менее, Камю подчёркивает, что отсутствие надежды вовсе не равнозначно отчаянию. Для того, чтобы жить в атмосфере абсурдности, не поддаваясь никаким иллюзиям, требуется немало смелости и мужества. Человек имеет право избрать добровольный уход из жизни, однако в этом случае он соглашается со своими пределами.
Настоящий абсурдный человек отказывается признать эти пределы. Его жизнь представляет собой «логический бунт», который есть «уверенность в подавляющей силе судьбы, но без смирения, обычно ее сопровождающего». Абсурд делает человека свободным в том смысле, что он освобождается от иллюзий и вследствие этого обретает способность жить в полную меру, здесь и сейчас.
«Вселенная абсурдного человека – это вселенная льда и пламени, столь же прозрачная, сколь и ограниченная, где нет ничего возможного, но всё дано. В конце его ждет крушение и небытие. Он может решиться жить в такой вселенной. Из этой решимости он черпает силы, отсюда его отказ от надежды и упорство в жизни без утешения. Но что значит жить в такой вселенной? Ничего, кроме безразличия к будущему и желания исчерпать всё, что дано».
Из абсурда неизбежно вытекает бесполезность моральных принципов и ценностных суждений; в мире абсурдного человека «всё дозволено». Это не значит, что ничто не запрещено, но ни один путь не может быть лучше или хуже остальных, поскольку все они неотвратимо приводят к одному результату. Значение имеет не то, как человек живёт и чем занимается, а продолжительность его жизни, которая напрямую определяет количество приобретённого опыта.
Камю приводит примеры абсурдных героев, ставящих себе цель исчерпать жизнь: Дон Жуан, любовь которого «таит в себе все лики мира», актёр, который путешествует во времени, проживая сотни жизней на сцене, завоеватель – противник сделок и компромиссов. «Завоевание или игра, неисчислимость любви, абсурдный бунт – таковы свидетельства человеческого достоинства в той войне, где человек обречен на поражение».
Однако самым абсурдным из всех персонажей, по мнению Камю, является творец.

Эстетика абсурда.
Несмотря на то, что творчество, на первый взгляд, так же бессмысленно и обречено на обнуление, как и любой другой вид человеческой деятельности, ему в рассуждениях Камю отводится особое место.
«В этой вселенной единственным шансом укрепиться в сознании, зафиксировать в нем свои дерзания является творчество. Творить значит жить вдвойне», – утверждает Камю.
Камю выступает против традиционного противопоставления искусства и философии. Творчество – это одна из возможных установок абсурдного сознания. Философская мысль воплощается в произведении искусства, но никогда не преподносится в нём непосредственно: «Произведение искусства порождается отказом ума объяснять конкретное. Произведение знаменует триумф плоти. Ясная мысль вызывает произведение искусства, но тем самым себя же и отрицает. Мысль не поддаётся искушению прибавлять к описанию некий глубинный смысл».
Камю не подвергает сомнению тот факт, что в живописи или скульптуре описание «царит во всём великолепии своей скромности». Что касается музыки, её он именует «единственным искусством без поучений».
Однако, вполне логично, он задаётся вопросом, возможен ли абсурд в романе – жанре, в котором очень велико искушение заняться объяснением конкретного. На этот вопрос он отвечает утвердительно. Роман – наилучшая форма воплощения философской мысли. Вот что говорит Камю о великих романистах: «Они убеждены в бесполезности любого объяснительного принципа, в том, что учиться нужно у самой чувственной видимости. Произведение для них начало и конец всего, результат зачастую невыразимой философии, её иллюстрация и венец. Но завершённость произведения обеспечивается только подразумеваемыми философскими тезисами».
Понятие абсурдного произведения Камю раскрывает на примере отклонения от логики абсурда, которое он видит в творчестве Достоевского. В его произведениях Камю отмечает трёх персонажей, которые «реализуют абсурдные истины в практической жизни»: Кириллова, Ставрогина и Ивана Карамазова. Наиболее интересен пример Кириллова, который совершает «логическое самоубийство», посредством которого хочет показать свою «новую страшную свободу». Кажется, что здесь мы видим противоречие: самоубийство, как ранее отметил Камю, несовместимо с истинным абсурдизмом. Но, по мнению Камю, это самоубийство оправдано тем, что оно является жертвой, цель которой – пробудить других людей, показать им путь.
Однако «в человеческом сердце так много упрямой надежды. Даже те, кто, казалось бы, полностью ее лишены, часто приходят к тому, что соглашаются на иллюзии». Достоевский ставит абсурдные вопросы, но, в отличие от своих героев, находит ответ в религии. Надежда писателя на вечную жизнь и воскресение из мертвых ярко отражаются в его произведениях, не позволяя назвать их истинно абсурдными.
Единственным, кто сумел вывести крайние следствия из эстетики абсурда, Камю называет Ницше, потому что «его последнее слово – бесплодная ясность завоевателя, упрямое отрицание всякого сверхъестественного утешения».
Абсурдное творчество не дарует утешения и не имеет смысла, поэтому творец может в любой момент прекратить его. Однако высший абсурд заключается в том, что несмотря ни на что творец продолжает творить.
Творчество как эстетическая реконструкция или эстетизация реальности может стать своего рода прорывом в сторону от изначальной дилеммы между «самоубийством» и «философским самоубийством». Камень Сизифа, покрытый прожилками руды, прекрасен даже в своей отчётливо осознаваемой угнетающей безысходности.
Эстетическое осмысление непреодолимого конфликта между человеческим разумом и абсурдностью мира позволяет сохранить и самого человека, и абсурд. Пафос этого конфликта только усиливается за счет его перевода в эстетическое измерение, где можно любоваться одновременно трагичностью человеческого пути, абсурдным счастьем созидательной деятельности и бунтом против абсурда. «Для человека без шор нет зрелища прекраснее, чем борьба интеллекта с превосходящей его реальностью», – пишет Камю. – «Ни с чем не сравнимо зрелище человеческой гордыни, тут ничего не могут поделать все самоуничижения. Есть нечто неповторимо могущественное в дисциплине, которую продиктовал себе ум, в крепко выкованной воле, в этом противостоянии».

Заключение. Человек абсурдный.
Человек абсурда, художник-творец и философ, обладающий ясным умом, подобен Сизифу, обречённому вечно толкать по склону горы камень, который, оказавшись на вершине, всякий раз скатывается вниз. Его усилия бессмысленны, ему не на что надеяться, но именно отсутствие надежды, его мужество, его отказ от примирения с собственной судьбой и презрение к ней позволяют ему возвыситься над бессмысленностью своего существования.
Он преисполнен достоинства и даже величия.
«Сизиф, пролетарий богов, бессильный и бунтующий, знает о бесконечности своего печального удела; о нём он думает во время спуска. Ясность видения, которая должна быть его мукой, обращается в его победу. Нет судьбы, которую не превозмогло бы презрение».
Камю отказывается искать глубинные смыслы и призывает к эстетическому любованию конкретным, находя в эстетизации спасение от «философского самоубийства».
Абсурд и его носитель, заложник и победитель – человек, оказываются слагаемыми своеобразной эстетической гармонии, в которой человек приобретает свободу и достоинство. При этом его онтологическое бремя превращается в «достояние», а невыносимая абсурдность человеческого существования предстаёт как увлекательное пари с судьбой.
Исполненная трагизма красота бунта и презрения «спасает мир» вполне абсурдным образом.