У меня сегодня был не сон, а какое-то кровавое светопреставление.
Знаете историю про святую, которая хотела умереть девственницей и хитростью заставила потенциального насильника отрубить ей голову?
Так вот, у меня во сне сия благочестивая дева поступила чуть-чуть иначе: уговорила какого-то всадника рассечь мечом путы, стягивавшие её запястья. Не помню, к каким словесным уловкам она для этого прибегла, но окончание её монолога прозвучало резко и вызывающе: "И судьбу свою испытывай!" Дорожная пыль взметнулась, окружив воина зеленоватым облаком. Он с готовностью махнул мечом и предсказуемо промазал, в результате чего девушка осталась без кисти правой руки.
В первый момент она заорала от боли. А потом взяла свою перерубленную конечность уцелевшей рукой и направила на остолбеневшего мужика, точно шланг. И кровавый фонтан ударил прямо ему в лицо, едва не сбив с лошади.
Разыгравшаяся сцена казалась мне не только страшной, но и вопиюще нелепой. Вспоминая конец легенды, я думала: "Да не может быть. От этого не умирают!"
Но кровь всё хлестала и хлестала, и рука судорожно всхлюпывала, выпуская наружу багряные струи, а святая хохотала безумным смехом, пока, наконец, не упала замертво.
Что это, чёрт возьми, было-то?
Отчасти мне почему-то смешно, но всё же нет смысла отрицать, что зрелище произвело сильное впечатление. Зато я по-настоящему проснулась - впервые за эту неделю. Протяжные зевки сегодня не раздирают мою пасть, а кровать не соблазняет пушистыми призраками, несмотря на то, что аварийное пробуждение состоялось аж в семь утра.
Между прочим, у меня имеются кое-какие идеи насчёт значения сна,
но верующим с особо хрупкими чувствами читать дальше не рекомендуется. но верующим с особо хрупкими чувствами читать дальше не рекомендуется. По-видимому, сон был навеян моими экзистенциальными муками и тем номером, который вчера отколол мой психотерапевт. Дабы рассеять мглу моего отчаяния, этот в остальном симпатичный и адекватный человек рассказал, как он ездил в монастырь прикладываться к некоему священному трупу, который, к его благоговейному изумлению, оказался тёплым. По его расчётам, эта неаппетитная подробность должна была доказать мне, что смерти нет.
Я, как обычно, не сумела быстро сформулировать достойные возражения, но эмоций испытала много. Вообще я разделяю позицию Ялома, который называет религии "спасительными перилами", выстроенными для коллективного отрицания окончательности смерти. Правда, я агностик, а не атеист, но считаю, что для большинства людей вера выполняет именно такую функцию, независимо от того, существуют ли реально какие-то высшие силы и есть ли им дело до человеческого муравейника. По моим личным наблюдениям, эти перила надёжны, как фанерная крыша под атакой цунами, и превращаются в прочные рельсы только для тех людей, которые откровенно глупы или, по меньшей мере, ограничены, не обладают развитым критическим мышлением и даже не особенно разбираются в богословских текстах, хотя готовы рьяно поддакивать любому рандомному отцу Пигидию. У других же верующих, которые умеют думать, всё обстоит не так гладко и просто, даже если они сами утверждают обратное. Чем эмоциональнее они реагируют на попытки поставить под вопрос их убеждения, тем очевиднее делается страх.
Конечно, я далека от того, чтобы экстраполировать свои выводы на всех верующих поголовно. И потом, это ведь хорошо, если кто-то действительно находит в своей вере утешение и опору. Ну, всяко лучше, чем беспрерывно испытывать тот леденящий ужас, который сверлит и кромсает меня.
Однако здесь кроется одна очень серьёзная опасность. Ведь особо упоротые церковники (коим, к сожалению, несть числа) учат тому, что наша скоротечная жизнь является ценной лишь постольку, поскольку мы посвящаем её подготовке к загробному отчёту. То есть, драгоценное и хрупкое "здесь и сейчас" является с этой точки зрения в лучшем случае презренным отвлечением от главного, а в худшем - бесовской приманкой. С возмутительной прямолинейностью выразил эту гибельную идею Григорий Богослов: "Прекрасно жить жизнью, чуждой жизни". Получается, что вера в истинную жизнь, которая начнётся только где-то там, по ту сторону, мешает своим носителям открыть глаза на те сокровища, которые находятся рядом, к которым надо только протянуть руку.
Об этом замечательно пишет Ялом: "Представьте себе тончайший луч света, который неуклонно движется вдоль огромного массива времени. Все, что луч оставляет позади, погружено в тьму прошлого; все, что впереди, еще только ждет своей очереди выделиться из преджизненных сумерек. Живо лишь то, что освещает лучик. Этот образ разгоняет мглу и приводит меня к такой мысли: мне потрясающе повезло, я здесь, я живу и радуюсь уже тому, что просто существую. Как чудовищно глупо было бы тратить и без того короткий миг пребывания под лучом света на странные схемы, которые отрицают жизнь и обещают, что истинное бытие ждет нас где-то там, впереди, в неохватной и равнодушной тьме".
В последние дни мысли подобного рода постоянно притягивают моё внимание; похоже, что и сон впитал их в себя. Вот откуда это ошеломляющее ощущение нелепости: что может быть абсурднее, чем швырнуть свою, скорее всего, единственную жизнь в небытие ради куска плёнки между ног извращённого понимания добродетели, навязанного патриархатом?
Наверное, такое объяснение сна может показаться натянутым, если не знать, что нынче творится у меня в голове. Но моя первая ассоциация была именно такой, и, по-моему, она не лишена смысла, хотя, если покопаться, наверняка можно найти массу других толкований, включая чисто фрейдистские.