Мне всё ещё слабо верится, но в пятницу я обследовала последнего пациента и тем самым поставила точку в своём трёхмесячном служении науке.
Как вы уже знаете, эксперименты большую часть времени проходили в больнице, и я бывала там почти каждый день – но ни разу не написала в дневнике о том, что я там увидела, услышала и узнала.
Теперь каждый заход сюда бередит неуклюжую тушу экзистенциальной вины на дне моего внутреннего моря. Потому что жизнь человечья конструируется нарративом, и отсутствие тех или иных событий в анналах истории в определённом смысле сводит их на нет.
К счастью, у меня остались обрывочные заметки, которые можно постепенно упорядочить и обнародовать. А почему бы и нет? Кто-то до сих пор выложил не все фоточки себя на пляже; вот и мой багаж летних впечатлений тоже ещё не разобран. Скоро я это исправлю. Правда, фоточки не обещаю.

Итак, в сегодняшнем выпуске я поведаю вам о самой драматичной эпопее минувшего лета – Телевизионной Герилье.

По мере своей деятельности наша команда кочевала с отделения на отделение. Дольше всего мы просидели на 3-ем – к слову, именно там я проводила свой майский эксперимент для курсовой.
И, к сожалению, нашей базой стала комната отдыха – стратегически важная территория, которая вмещает в себя телевизор и потому притягивает пациенток из всех палат, как святая земля – паломников со всего мира.
В общем-то, выбирать было не из чего – где нам разрешили, там мы и расположились. Единственной скудной альтернативой была столовая, по ряду причин совершенно неудобная.
Таким образом, мы оккупировали заветную комнату с 3 до 8, день за днём лишая честной народ законной порции мыльных опер и кондовой пропаганды.

Не прошло и недели, как мы стали заклятыми врагами половины отделения (если не большей части). Особенно ополчилась против нас одна свирепая бабка. Как-то раз она проникла к нам, воспользовавшись незакрытой дверью, и уселась на скамейку с видом скромным, но не допускающим возражений. Выпроваживать её, как самая решительная из нас, взялась Марина. Вскоре бабка вынуждена была отступить, но напоследок толкнула гневную речь о том, что больница – заведение для больных, а не для нас. Каким-то образом ей даже удалось приплести к своей тираде социализм – но цитировать я не берусь. Наконец она вышла и огласила коридор не особенно точным пересказом случившегося: «Прогоняют! Говорят – уходите, мы психологи! Психологи! Психологи!»

После этого эпизода её тактика изменилась.
Во-первых, она взяла привычку ежедневно ломиться к нам в дверь, точно каркающая кукушка, возвещающая наступление семи часов: «Уходите! 80 человек больных! Закончились занятия!»
Во-вторых, наш ежевечерний путь по коридору с оборудованием наперевес превратился в марш позора. Почему-то вместо того, чтобы спешить к вожделенному телевизору, который наконец-то освободился, старая карга предпочитала осыпать нас бессвязной бранью: «Проклятые! Вонючие! Ненавижу! 80 человек больных!» Иногда в этот привычный рефрен вторгалось что-то новенькое. Например, однажды она обозвала Дашу драной собакой. А в другой раз обругала наши бахилы – мол, это вовсе не бахилы, а мешки с помойки.
Другие больные то присоединялись к её протесту, то молча провожали нас испепеляющими взглядами. Я всерьёз опасалась, что они додумаются кидать в нас остатки своего смрадного ужина – но до этого всё же не дошло.

Как-то раз свидетелем очередной атаки стал наш научник. «Вообще-то исследование проводится три дня», – сообщил он недовольной толпе. «Аа, ну тогда ладно!» – моментально успокоились все. Штобля? Ничего, что перед этим мы уже торчали там как минимум неделю? «Видишь, надо разговаривать», – поучительно заметил М.В.
Жаль, что вскоре после этого он уехал в отпуск. А то, глядишь, ему удалось бы убедить больных, что мы блокируем телевизор всего по 5 минут в день.
Ещё мы шутили, что популярность телевизора резко упала бы, если бы мы пустили слушок о камерах слежения, которые в него якобы встроены.

Впрочем, я постепенно вошла во вкус и под конец уже сама не упускала возможности лишний раз пройти мимо злой бабки, чтобы разжиться новыми афоризмами.
Но потом Наташа, которая ещё в июле устроилась на это отделение как штатный психолог, получила свой кабинет, и мы переместились туда. Дальше конфликт автоматически иссяк, и все стали относиться к нам гораздо лучше.

Впрочем, некоторые пациентки вели себя дружелюбно с самого начала. Например, одна бабулька всё беспокоилась о нашей безопасности вне больничных стен: «Девочки, куда вы? Там же волкодавы!» А как-то раз мы собрались уходить и никак не могли найти кого-нибудь с ключами. Какая-то доброжелательная женщина решила помочь и стала звать медсестру: «Выпустите экстернов!»
Нда, следующей серией надо будет выпустить коллекцию цитат. Потому что отжигали все – и пациенты, и мы сами.