If you're not angry, you're not paying attention
Весь сегодняшний вечер я провела за бесконечным чаепитием с прослушиванием депрессивной музыки, заливанием слезами всех предметов в радиусе досягаемости и тупой ржавой бритвой в трясущихся руках. Резала вены, ага... Поперёк. Как и в двенадцать лет. Как и несколько позже, в пятнадцать. С возвращением в детский сад! Какая жалость, что у меня никогда не хватит духа на то, чтобы самолично прервать своё опостылевшее и утратившее всякий смысл существование.
Я сегодня сама не своя. Я запуталась и скомкалась в неряшливый, растрёпанный узел. Скрючилась вопросительным знаком в поиске ответов, которых не может быть ни у кого, кроме меня самой. В голове крутится строчка: «Каждый раз, требуя ответы на свои вопросы, он царапал кровью на стекле бордовые полосы…».
До чего, наверное, удобно уметь «адекватно» и «цивилизованно» выражать свои эмоции, никого не отпугивая и не отталкивая, а лишь непринуждённо получая и оказывая поддержку. Почему-то большая часть населения данной планеты естественным путём приобретает необходимые коммуникативные навыки в процессе взросления и, собственно, общения, ну, а я – будто не отсюда, и вот, мне остаётся лишь завидовать и сокрушаться, наблюдая за этой идиллией со стороны.
Говорят, пожив определённое время на необитаемом острове, легко одичать и разучиться разговаривать. Что ж, это как раз мой случай. Ума не приложу, каким образом меня туда занесло, но я всегда находилась где-то там, на загаженном чайками островке размером с колыбель, посреди океана, кишащего зубастыми акулами. Застрявшая в своём убогом, ущербном, обкромсанном, примитивном, искажённом, уродливом мире. Совсем одна - немая, невидимая, парализованная в неестественной позе, медленно разъедаемая морской солью и перепуганная до полусмерти.
Я мучительно стараюсь подыскать слова, но всё равно не могу объяснить, почему я не в силах вырваться из своего состояния, и почему даже мысли о нём вызывают слёзы, удушье и отвратительный ком в горле. Почему меня так тянет исчезнуть, спрятаться, отгородиться от всех колючей проволокой, ощетиниться во все стороны железными шипами, откусить руку любому, кто осмелится протянуть её. Откуда, в таком случае, то и дело накатывается жажда повиснуть на шее первого встречного, намертво вцепившись и рыдая в три ручья. И почему вместо набора ставших привычными психологических терминов я сейчас, кажется, вознамерилась переворошить весь имеющийся арсенал средств художественной выразительности.
Окончательно добивает то, что в ответ на попытки докричаться, достучаться, донести, мне с оттенком усталого сарказма в голосе заявляют, что я выделываюсь, и что все мои страдания – не больше, чем буря в стакане воды. Причём делает это не кто-нибудь случайный, а именно те люди, которых я привыкла считать самыми близкими. Которым я хочу доверять. Потому что КОМУ ЕЩЁ, ЕСЛИ НЕЛЬЗЯ ДАЖЕ ИМ?!
Неужели я совсем одна? Неужели во всём этом огромном мире нет ни одной живой души? Никого, кто мог бы долго-долго обнимать меня, делая вид, что не устаёт от меня и всё-всё понимает? Никого, кто мог бы согреть меня?
Из возмущённых речей всё тех же самых близких (в данном случае я имею в виду маму и сестру) я усвоила, что самое правильное в моём положении - признать тот факт, что со мной невыносимо тяжело, и преисполниться благодарности уже за то, что меня вообще терпят. Что боль – это роскошь, на которую у меня нет права. Что у меня имеется всё, что нужно для счастья, а мои внутренние конфликты никого не касаются. Что их ирония, от которой мне хочется лезть на стенку – это не что иное, как естественная защитная реакция на мои психологические атаки. Что вываливать на других свою боль и требовать от них тепла - значит злоупотреблять и паразитировать. Также мне было с упрёком заявлено, что я вылитый отец, причём прозвучало это так, как будто я уродилась в него исключительно из желания испортить им жизнь. Впрочем, я таки почувствовала себя виноватой и, поразмыслив, пришла к выводу, что они во многом правы.
Во-первых, довольно глупо с моей стороны обижаться, что меня не понимают, если сама толком не могу поделиться тем, что на душе. Во-вторых, я не умею просить, а только требую и отстаиваю свои права, даже если никто на них не покушается. Это, впрочем, касается только наиболее заметной для других агрессивной фазы, потому что в остальное-то время я пребываю в растительном состоянии пассивного ожидания помощи.
Но самое главное вот что: нечестно ожидать от других того, за что тебе нечем отплатить. Что я способна предложить окружающим? Любовь? Но ведь людям, которые мне дороги, не жарко и не холодно от осознания того факта, что я люблю их. Любовь вообще мало для кого имеет ценность сама по себе. Может, даже и не должна, так что говорю я это не в качестве очередного обвинения, а лишь констатирую факт. Любовь – пустой звук, если она не сопровождается заботой, вниманием, теплом и поддержкой. А разве я могу обеспечить что-то из этого? Нет. Однозначно, нет. Я не готова взять на себя ответственность за чужое счастье. Мне нечем даже просто внести в него вклад. Я только забираю тепло и энергию. Мне никто по-настоящему не интересен. Я только замыкаю всё в себе и на себя. А так как я, вдобавок, необщительна и неотзывчива, не являюсь ни интересным собеседником, ни внимательным слушателем, ни сексуально привлекательной особой, то для меня закрыт путь даже к самым поверхностным, обыденным, повседневным контактам, устанавливающимся у большинства представителей homo sapiens как бы по умолчанию. Что уж говорить о глубоких, гармоничных отношениях с членами семьи, друзьями или вожделенными объектами противоположного (а также иногда своего) пола.
Меня без конца преследует такое чувство, как будто я навязываюсь. Одним фактом своего существования. Всем, кто хоть что-то для меня значит - даже тем, кто, на первый взгляд, сам по каким-то неясным причинам проявляет внимание к моей скромной персоне. И без устали заражаю всех тоской, скукой и злобой.
Но вот "вываливать" боль? Тут я согласиться не могу. То есть, я бы вывалила. Я бы точно вывалила и не остановилась ни перед какими моральными заслонами, если бы мне когда-нибудь удалось своим безмолвным криком нарушить тишину, так и не издав ни единого звука, в тот момент, когда боль будет захлёстывать меня, а я буду захлёбываться. Если бы только я изобрела способ передать ощущение ненужности, изоляции и гниения, в сотни раз более сильное, чем эти слова. Жаль, что я не могу показать вам, каков этот мир глазами изгоя, и каково это – быть изгоем даже внутри себя самого. Не могу сделать это, даже если предположить, что вы испытываете нечто похожее и сопоставимое.
Вчера мама, таки выдержав довольно большое количество меня, заявила, что мне надо лечиться, и записала меня к психиатру. Приём состоится завтра (ну, то есть, уже сегодня). Надеюсь, что это поможет, потому что все прочие источники надежды уже исчерпаны.
Очнуться бы поскорее от этого кошмара…
Что перепутал художник? Положено отвечать «перепутал Сэма». Но в данном случае мне кажется, что напрасно он положил полторы бритвы на чайное блюдечко, вместо кубиков сахара. Хотя, даже в этом он, с какой-то из моих многочисленных точек зрения, чертовски прав. Что за бред? Я бы объяснила, хаха…
Я сегодня сама не своя. Я запуталась и скомкалась в неряшливый, растрёпанный узел. Скрючилась вопросительным знаком в поиске ответов, которых не может быть ни у кого, кроме меня самой. В голове крутится строчка: «Каждый раз, требуя ответы на свои вопросы, он царапал кровью на стекле бордовые полосы…».
До чего, наверное, удобно уметь «адекватно» и «цивилизованно» выражать свои эмоции, никого не отпугивая и не отталкивая, а лишь непринуждённо получая и оказывая поддержку. Почему-то большая часть населения данной планеты естественным путём приобретает необходимые коммуникативные навыки в процессе взросления и, собственно, общения, ну, а я – будто не отсюда, и вот, мне остаётся лишь завидовать и сокрушаться, наблюдая за этой идиллией со стороны.
Говорят, пожив определённое время на необитаемом острове, легко одичать и разучиться разговаривать. Что ж, это как раз мой случай. Ума не приложу, каким образом меня туда занесло, но я всегда находилась где-то там, на загаженном чайками островке размером с колыбель, посреди океана, кишащего зубастыми акулами. Застрявшая в своём убогом, ущербном, обкромсанном, примитивном, искажённом, уродливом мире. Совсем одна - немая, невидимая, парализованная в неестественной позе, медленно разъедаемая морской солью и перепуганная до полусмерти.
Я мучительно стараюсь подыскать слова, но всё равно не могу объяснить, почему я не в силах вырваться из своего состояния, и почему даже мысли о нём вызывают слёзы, удушье и отвратительный ком в горле. Почему меня так тянет исчезнуть, спрятаться, отгородиться от всех колючей проволокой, ощетиниться во все стороны железными шипами, откусить руку любому, кто осмелится протянуть её. Откуда, в таком случае, то и дело накатывается жажда повиснуть на шее первого встречного, намертво вцепившись и рыдая в три ручья. И почему вместо набора ставших привычными психологических терминов я сейчас, кажется, вознамерилась переворошить весь имеющийся арсенал средств художественной выразительности.
Окончательно добивает то, что в ответ на попытки докричаться, достучаться, донести, мне с оттенком усталого сарказма в голосе заявляют, что я выделываюсь, и что все мои страдания – не больше, чем буря в стакане воды. Причём делает это не кто-нибудь случайный, а именно те люди, которых я привыкла считать самыми близкими. Которым я хочу доверять. Потому что КОМУ ЕЩЁ, ЕСЛИ НЕЛЬЗЯ ДАЖЕ ИМ?!
Неужели я совсем одна? Неужели во всём этом огромном мире нет ни одной живой души? Никого, кто мог бы долго-долго обнимать меня, делая вид, что не устаёт от меня и всё-всё понимает? Никого, кто мог бы согреть меня?
Из возмущённых речей всё тех же самых близких (в данном случае я имею в виду маму и сестру) я усвоила, что самое правильное в моём положении - признать тот факт, что со мной невыносимо тяжело, и преисполниться благодарности уже за то, что меня вообще терпят. Что боль – это роскошь, на которую у меня нет права. Что у меня имеется всё, что нужно для счастья, а мои внутренние конфликты никого не касаются. Что их ирония, от которой мне хочется лезть на стенку – это не что иное, как естественная защитная реакция на мои психологические атаки. Что вываливать на других свою боль и требовать от них тепла - значит злоупотреблять и паразитировать. Также мне было с упрёком заявлено, что я вылитый отец, причём прозвучало это так, как будто я уродилась в него исключительно из желания испортить им жизнь. Впрочем, я таки почувствовала себя виноватой и, поразмыслив, пришла к выводу, что они во многом правы.
Во-первых, довольно глупо с моей стороны обижаться, что меня не понимают, если сама толком не могу поделиться тем, что на душе. Во-вторых, я не умею просить, а только требую и отстаиваю свои права, даже если никто на них не покушается. Это, впрочем, касается только наиболее заметной для других агрессивной фазы, потому что в остальное-то время я пребываю в растительном состоянии пассивного ожидания помощи.
Но самое главное вот что: нечестно ожидать от других того, за что тебе нечем отплатить. Что я способна предложить окружающим? Любовь? Но ведь людям, которые мне дороги, не жарко и не холодно от осознания того факта, что я люблю их. Любовь вообще мало для кого имеет ценность сама по себе. Может, даже и не должна, так что говорю я это не в качестве очередного обвинения, а лишь констатирую факт. Любовь – пустой звук, если она не сопровождается заботой, вниманием, теплом и поддержкой. А разве я могу обеспечить что-то из этого? Нет. Однозначно, нет. Я не готова взять на себя ответственность за чужое счастье. Мне нечем даже просто внести в него вклад. Я только забираю тепло и энергию. Мне никто по-настоящему не интересен. Я только замыкаю всё в себе и на себя. А так как я, вдобавок, необщительна и неотзывчива, не являюсь ни интересным собеседником, ни внимательным слушателем, ни сексуально привлекательной особой, то для меня закрыт путь даже к самым поверхностным, обыденным, повседневным контактам, устанавливающимся у большинства представителей homo sapiens как бы по умолчанию. Что уж говорить о глубоких, гармоничных отношениях с членами семьи, друзьями или вожделенными объектами противоположного (а также иногда своего) пола.
Меня без конца преследует такое чувство, как будто я навязываюсь. Одним фактом своего существования. Всем, кто хоть что-то для меня значит - даже тем, кто, на первый взгляд, сам по каким-то неясным причинам проявляет внимание к моей скромной персоне. И без устали заражаю всех тоской, скукой и злобой.
Но вот "вываливать" боль? Тут я согласиться не могу. То есть, я бы вывалила. Я бы точно вывалила и не остановилась ни перед какими моральными заслонами, если бы мне когда-нибудь удалось своим безмолвным криком нарушить тишину, так и не издав ни единого звука, в тот момент, когда боль будет захлёстывать меня, а я буду захлёбываться. Если бы только я изобрела способ передать ощущение ненужности, изоляции и гниения, в сотни раз более сильное, чем эти слова. Жаль, что я не могу показать вам, каков этот мир глазами изгоя, и каково это – быть изгоем даже внутри себя самого. Не могу сделать это, даже если предположить, что вы испытываете нечто похожее и сопоставимое.
Вчера мама, таки выдержав довольно большое количество меня, заявила, что мне надо лечиться, и записала меня к психиатру. Приём состоится завтра (ну, то есть, уже сегодня). Надеюсь, что это поможет, потому что все прочие источники надежды уже исчерпаны.
Очнуться бы поскорее от этого кошмара…
Что перепутал художник? Положено отвечать «перепутал Сэма». Но в данном случае мне кажется, что напрасно он положил полторы бритвы на чайное блюдечко, вместо кубиков сахара. Хотя, даже в этом он, с какой-то из моих многочисленных точек зрения, чертовски прав. Что за бред? Я бы объяснила, хаха…
-
-
09.11.2010 в 05:48, но это ж не поможет ,или да?-
-
09.11.2010 в 05:53-
-
09.11.2010 в 08:34Наверно. тяжело, когда совсем некому понять... Выдам страшную тайну - они на самом деле есть. И далеко не всегда это родители.
-
-
09.11.2010 в 19:40